«Вокруг Булгакова»: Прекрасная Дама для белых рыцарей
Трудно отделаться от ощущения, что Булгаков писал Серафиму Корзухину с оглядкой на средневековый культ Прекрасной Дамы. Впрочем, не только Серафиму. Такая же драма разворачивается и вокруг Елены Турбиной, и вокруг Маргариты… Ну и во всех этих случаях победителем в борьбе за сердце Прекрасной Дамы оказывался обобщённый трубадур (в строгом смысле этого слова трубадуром был один Шервинский).
Образ Серафимы
Начать, пожалуй, стоит с самого имени — уж очень оно необычное, а значит, Булгаков явно хотел что-то сказать…
Имя Серафима — латинское, но корни имеет древнееврейские. В Библии «серафим» — шестикрылый ангел, а в переводе с древнееврейского — «огненный». Современные толкователи имён (которых Булгаков не читал, но, может, читал их предшественников) пишут, что для Серафим характерна «некоторая наивность и эмоциональность».
Собственно, Серафима Корзухина перед нами в таком виде и предстаёт — наивный эмоциональный ангелочек, выходящий прямо из геенны огненной Гражданской войны. Что-то такое.
Сама по себе Серафима — типичная «петербургская барышня», по которым Булгаков прокатывался ещё в «Белой гвардии».
Вышла замуж по необходимости за богача Парамона Корзухина. Какого рода была эта «необходимость», мы не знаем. То ли посчитала, что пора замуж, то ли деньги были нужны. Неясно, из каких соображений сам Корзухин согласился на этот брак — он-то человек расчётливый… Можно предположить, что отец Серафимы либо был родовитым дворянином, либо занимал высокое положение на госслужбе, либо то и другое вместе. Во всяком случае, напрашивается мотив обоюдной выгоды.
В описанные в «Беге» злоключения Серафима попадает в погоне за собственным мужем, ушедшим с белыми. Никаких особенных противоречий с большевиками у неё нет — она вообще аполитична. Кстати, потом, обсуждая возвращение в Россию, Серафима исходит из соображений чисто эстетических: «Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег!» Всё, что произошло за последнее время, она вообще считает сном.
Серафима оторвана от окружающей реальности настолько, насколько это вообще может быть. Причём если в начале пьесы это объяснимо её болезненным состоянием, то не замеченная ею проституция Люськи в Стамбуле такого оправдания не имеет.
При всём при этом она оказывает решающее воздействие на ход повествования. Собственно, всё крутится вокруг неё, хотя она и не является героиней в полном смысле. В этом отношении она действительно очень похожа на Елену Турбину. Елена является хранительницей очага и именно потому столь важна в повествовании «Белой гвардии» и «Дней Турбиных». Серафима тоже хранительница — но не дома (которого у неё уже нет), а мечты о родине. Маргарита значительно более самодостаточный персонаж, хотя её активность тоже спровоцирована Воландом.
Прототипы
В первую очередь в случае с прототипом Серафимы вспоминается вторая жена писателя Любовь Евгеньевна Белозерская. Именно она служила бесценным источником информации о «беге» на юг (повторимся, что сам Булгаков участником этого бега не был) и о жизни в эмиграции, включая и Стамбул, и Париж.
В 1918 году Белозерская переезжает из Петрограда в Киев, где встречается и в феврале 1920 года выходит замуж за известного журналиста Илью Василевского — Не-Букву, с которым была знакома ещё по столичной жизни. Вместе с мужем эмигрировала из Одессы в Константинополь, а оттуда — в Марсель и Париж. В конце 1923 года Белозерская развелась с Василевским, а в январе следующего года познакомилась в Булгаковым, за которого и вышла замуж в апреле 1925 года.
В некоторых версиях «Бега» Серафима рвётся на Литейный, но в других — на Караванную. Караванная упирается в Невский проспект неподалёку от Аничкова моста. А по другую сторону Фонтанки, прямо на берегу, стоит прекрасный необарокковый дворец Белосельских-Белозерских с атлантами. Мы ни на что не намекаем (хотя нет — намекаем), но Любовь Евгеньевну в советской Москве дразнили «княгиней Белосельской-Белозерской» (хотя она, кажется, если и родственница этой семьи, то очень отдалённая).
Второй прототип — Евдоксия Фёдоровна Никитина, с которой Булгаков тоже был хорошо знаком. Евдокия Богушевская стала Никитиной по второму мужу — министру Временного правительства (Серафима — жена замминистра крымского правительства). Вместе с ним она участвовала в «беге», но доехала только до Ростова-на Дону. Её рассказы об этом периоде жизни Булгаков мог слышать на заседаниях литературного кружка «Никитинские субботники», которые велись с 1914 по 1934 год. Булгаков, правда, постоянным членом этого объединения не был, но читал там некоторые свои вещи.
Кстати, третьим мужем Никитиной (с 1932 года) был Борис Этингоф — заметный деятель советской власти в культурной сфере. По предположению профессора Ольги Этингоф (его внучки), именно он в 1920 году спас Булгакова от расстрела во Владикавказе.
Говоря о прототипах Елены Турбиной, мы уже высказывали сомнения в том, что Булгаков брал за основу своих сестёр или жён. Более того, слишком сильной натурой представляется и мать писателя. Точно так же никак не годятся в Прекрасные Дамы ни Белозерская, ни Никитина. Слишком они самостоятельны и самодостаточны.
* Из статьи кандидата философских наук Ольги Андреевой «Средневековье: культ Прекрасной Дамы» («Наука и жизнь», 2020, № 11).