«Испытываю гордость, что был там и оказался полезным»: воспоминания работников Департамента ГОЧСиПБ – героев-ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС

Сегодня, 26 апреля, вся страна отдает дань памяти погибшим в радиационных авариях и катастрофах, а том числе всем тем, кто участвовал в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Среди работников Департамента ГОЧСиПБ есть участники-ликвидаторы, но не каждый готов поделиться своей историей о том непростом времени. Эти люди сохраняют память о сложном времени и, несмотря ни на что, уже много лет демонстрируют высокий профессионализм и преданность своему делу. День аварии на Чернобыльской АЭС и 38 лет спустя отзывается в сознании людей общей болью и суровым уроком. Ликвидация последствий той аварии была периодом сплочения и всеобщего противостояния невидимому врагу: 600 тысяч человек боролись с трагедией, рискуя своим здоровьем и жизнями. Для перечисления всех поименно нужна книга памяти, состоящая из десятков томов. В этом материале мы назовем лишь несколько имен – это герои-чернобыльцы, которые сегодня трудятся в Департаменте ГОЧСиПБ. Один из ликвидаторов аварии на Чернобыльской атомной электростанции сегодня работает в Пожарно-спасательном центре Москвы. Полковник запаса Вахтанг Григорьевич Григолая трудится в организации уже 12 лет, занимает должность ведущего специалиста в отделе оповещения и информирования. Когда на Чернобыльской атомной электростанции произошла авария, он был 25-летним лейтенантом. Служил заместителем начальника отдела режима секретности в 42-ом Всесоюзном научно-исследовательском институте Гражданской обороны СССР. «Я получил секретную шифровку из Генерального штаба. В ней было распоряжение сформировать команду специалистов широкого профиля. У нас в НИИ было пять научных управлений, каждое занималось своими изысканиями. В первую очередь в Чернобыль поехали химики и специалисты гражданской обороны, также были физики-ядерщики и врачи», – рассказал Вахтанг Григорьевич. Сотрудники и офицеры института отправлялись в зону аварии сменами по три месяца. В это время Вахтанг Григорьевич как раз сдавал документы в Историко-архивный институт на факультет защиты информации, поэтому не смог отправиться с первой группой ликвидаторов. Отбыл из Москвы лейтенант Григолая только в июне 1986 года. «Люди не до конца понимали, что такое атомная энергия, что такое радиация, которая вырвалась из энергоблока. Не сказал бы, что кто-то рвался туда, для нас это было в первую очередь выполнение приказа. Лично я тогда был молодым лейтенантом, и страха у меня точно не было. Были люди, которые категорически ехать не хотели и старались избежать этой поездки, у кого-то были проблемы со здоровьем, но примерно 80% личного состава института, включая все руководство, прошло через Чернобыль», – вспомнил Вахтанг Григорьевич. Убывал он из Москвы с товарищами. Их доставили в небольшой город Овруч, где из сотрудников и офицеров института сформировали особое подразделение – Научный центр Министерства обороны СССР, который занимался выработкой научно обоснованных предложений ликвидации последствий радиоактивного загрязнения территорий. «30-киллометровая зона вокруг атомной станции была эвакуирована, но кто-то из жителей принципиально не хотел уезжать и все-таки остался. Местные жители работали в нашей столовой, кормили нас, обеспечивали быт. Мы выделялись своей формой песочного цвета, так что в магазинах нас узнавали и обслуживали вне очереди», – рассказал Вахтанг Григорьевич. Тогда еще лейтенант Григолая возглавил первый отдел. В те месяцы в зоне аварии шли масштабные работы с привлечением тысяч людей. Отовсюду постоянно приходили карты, схемы, пояснительные записки, фотографии и видеозаписи с мест проведения работ. Всю эту информацию необходимо было систематизировать, а после отправить в Москву и при этом не забывать про режим секретности. Требовалось и часто выезжать на места проведения работ, в том числе и непосредственно на территорию самого аварийного четвертого энергоблока. «Я уехал в район аварии в начале июня, в самое пекло, в самую жару, где спутником твоим была радиационная пыль. Офицеры работали в Припяти на четвертом энергоблоке, и я, разумеется, тоже выезжал на место, проверяя по долгу службы, как коллеги-офицеры работают с секретными документами на станции. Атмосфера вокруг была совсем не оптимистичная. Сама станция оказывала очень удручающее воздействие. Большое впечатление на меня тогда произвел так называемый «Рыжий лес». Вся растительность в нем летом порыжела от воздействия радиации», – поделился Вахтанг Григорьевич воспоминаниями. При этом единственными средствами защиты для ликвидаторов оставались простые респираторы, закрывавшие нос и рот. «Только ребята, которые поднимались и сбрасывали радиоактивные обломки с крыш, получали свинцовые фартуки, защиту на лицо и специальные перчатки. Повторю: в то время еще очень мало знали о воздействии радиации на организм. В административном здании станции была столовая. Кормили очень хорошо, было много молока, сыра, творога, мяса, но я никогда не ел, потому что мне было как-то не по себе есть прямо в самом эпицентре катастрофы», – поделился Вахтанг Григорьевич. После каждого возвращения на базу ликвидаторы обязательно посещали развернутую рядом с их зданием полевую баню, смывая пыль, грязь и радиацию. «У каждого из нас был накопитель – пластмассовый черный значок, а внутри три таблетки в отдельной емкости. Когда возвращались из зоны, сдавали ее в специальный отдел, и там аппаратура считывала, какую дозу радиации ты получил. Я, когда сдавал свои таблетки, просил, чтобы мне не сообщали, какой у меня уровень. Не хотел знать. У остальных было не меньше 25 рентген, это считалось повышенной дозой облучения», – поделился воспоминаниями Вахтанг Григорьевич. Но, как рассказал герой интервью, ликвидаторы жили не только изнурительной работой и опасностью облучения: «Как-то вечером ко мне приходят и говорят: «Вот наш прапорщик на местной девчонке женится, у них свадьба, просят тамаду». Во дворе натянули две палатки, выставили буквой «П» столы и лавочки, там сидели молодожены, родители. И я был у них тамадой. Вот вроде такие события, а у кого-то свадьба». За время командировки лейтенант Григолая возвращался в Москву дважды, чтобы лично передать собранную информацию. Важные документы перевозил на специальном самолете вместе с вооруженным офицером сопровождения. «Мы прилетали утром, отвозили документы в Генеральный штаб, а вечером того же дня снова были на аэродроме, чтобы лететь обратно. Нельзя было ни домой зайти, ни по городу погулять. С родными и друзьями удавалось поговорить только на проходной за несколько часов до вылета. Все они знали, что там происходит, и, естественно, волновались за нас», – рассказал Григолая. Курировал работу всех воинских частей, участвовавших в ликвидации, заместитель начальника Генерального штаба МО СССР Валентин Варенников. Именно ему на стол и ложились данные об обстановке в 30-киллометровой зоне вокруг ЧАЭС. Однажды Варенников лично прибыл в Овруч для ознакомления с документами и отснятым киноматериалом. «Вся кинохроника была на фотопленках, которые хранились в здоровенных таких круглых бобинах. И когда приехал Варенников, выяснилось, что нашему киномеханику запрещено смотреть отснятые материалы. Поэтому ему пришлось меня быстро обучать, и я, как начальник первого отдела, лично вставлял и крутил эти бобины для показа Валентину Ивановичу», – сообщил Григолая. На ЧАЭС Вахтанг Григорьевич провел два с половиной месяца. Когда вернулся домой, впереди его ждали вступительные экзамены в Историко-архивный институт, в который он благополучно поступил. «Жизнь продолжалась, и не было никаких рамок, что теперь что-то изменилось. Точно помню, что после Чернобыля меня стал беспокоить яркий свет, появилась светобоязнь. Со всеми, кто был рядом со мной тогда, я общаюсь, встречаюсь, а кого-то, к сожалению, уже нет с нами. Хочу вспомнить несколько имен. Олег Распутин – мой близкий друг. Олег в Овруче был начальником кадрового отдела и всю работу там наладил и систематизировал. Заслуга этого человека в том, что сегодня можно запросить информацию про любого ликвидатора и найти все о его деятельности в зоне аварии. К сожалению, его не стало в 2008 году. Мой непосредственный начальник, начальник отдела режима секретности Виталий Бубнов сейчас тяжело болен. Он поехал в первую смену», – поделился Григолая. Вахтанг Григорьевич, окончив институт, дослужился в стенах НИИ до звания подполковника, в 96-ом году перешел служить в МЧС, а в 2012-м пришел работать в Пожарно-спасательный центр Москвы. «Когда я покидал зону аварии, то еще не знал, как это отразится на мне. Вся жизнь могла пойти наперекосяк из-за последствий облучения. Я отдавал себе отчет, насколько это опасно, но, повторяю, страха не было. На сегодняшний день с высоты прожитых лет я могу сказать, что испытываю гордость за то, что смог там оказаться и быть полезным. Я благодарен Господу Богу и судьбе, что прожил 38 лет после Чернобыля, и продолжаю жить сегодня, низко кланяясь всем ликвидаторам, особенно тем, кто отдал свои молодые жизни ради спасения других», – заявил герой интервью. В Московской городской поисково-спасательной службе на водных объектах также работают специалисты, которые принимали участие в ликвидации последствий тех страшных событий. Мы вспомнили 1986 год вместе с Сергеем Васильевичем Лысовым и Сергеем Николаевичем Жебелевым. Сергей Васильевич, заместитель начальника Службы, был назначен начальником разведки одного из секторов прилегающей к ЧАЭС 30-и километровой зоны. «В моем подчинении находилась рота, в которую входили порядка 100 человек приписного состава, так называемые «партизаны». Каждый день в задачу роты входила разведка сектора на предмет радиационной зараженности воздуха, почвы и воды, – рассказывает Сергей Васильевич. – Мы выходили из лагеря и по трем направлениям выдвигались к реактору. На протяжении всего маршрута брали необходимые пробы. Затем возвращались и на основе полученных данных передавали сводку в единый штаб, который формировал карту заражения». В оперативных группах секторов, в соединениях и частях разрабатывались планы работ с определением конкретного объема задач, последовательности их выполнения, с детальным расчетом необходимых сил для ежесуточных выходов. Основное внимание уделялось обеспечению радиационной безопасности военнослужащих и сведению возможности облучения людей к минимуму. С этой целью проводился целый комплекс мероприятий, который включал зонирование территории радиационной разведкой и дозиметрический контроль. Общевойсковые защитные костюмы «ОЗК», противогазы или респираторы – и выдвижение для выполнения задачи. «На амбразуру бросаться не нужно было, к тому времени, как мы приехали, все было под контролем и четко распланировано. Все мероприятия, которые там проводились, шли по плану», – добавляет специалист. По словам Сергея Васильевича, специалисты руководствовались собственными физическими ощущениями и показателями дозиметра: «Я был в третьем эшелоне – июле и августе, первый эшелон прибыл туда в первые дни мая. Ротация происходила примерно раз в два месяца. Первых бойцов, которые приняли на себя удар, я уже не встретил. Никто не концентрировался на своих волнениях и тревогах. Неважно, «партизан» или кадровый офицер, – все добросовестно исполняли свои обязанности». Как правило, неизвестность вызывает у человека чувство неуверенности. Однако в те дни все было совершенно иначе. По словам ликвидаторов, последствия облучения их не пугали. Каждый шаг в «рыжий лес» или на крышу реактора в то время был рядовым подвигом. Хоть среди героев и не принято говорить об этом. Жебелев Сергей Николаевич, начальник поисково-спасательной станции «Левобережная», в те годы также служил в 151–м отдельном Краснознамённом полку Гражданской Обороны и был вызван в Чернобыль по тревоге. «У нас в школе была начальная военная подготовка, мы изучали все дозиметрические приборы, влияние радиации на человека и ее допустимое количество, средства защиты, защитные сооружения. Полученные знания очень пригодились в роковой год, а те люди, которые работали со мной, учились у меня», – рассказывает Сергей Николаевич. «По прибытии на место мы поливали водой город, тем самым «счищая» радиоактивную пыль с дорог, – вспоминает он. – Привозили к реактору песок и гравий, изучали зараженную местность. Вначале шли разведчики, замеряли участки, и везде прибор показывал разные значения: все зависело от того, куда падали куски разлетевшихся от взрыва твэлов, элементов конструкции ядерного реактора, которые содержали ядерное топливо. Так составлялась карта зараженной местности. Все отдавали себя полностью. Просто было очень много добросовестных людей. Для меня как для командира батальона главным было сплотить их и находиться там вместе с ними». В зоне ЧАЭС Сергей Николаевич пробыл два месяца – дольше оставаться без риска для жизни было опасно. Важнейшим направлением обеспечения радиационной безопасности была регламентация облучения личного состава. Предельно допустимая доза составляла 25 бэр – это пять допустимых годовых доз облучения человека в мирное время. «В секторе была установка: те, кто получил эти рентгены, отправляются домой. У каждого была карточка учета доз облучения, в которой ежедневно обновлялись данные. Однако объективно верного показателя добиться было невозможно. Вот ты на местности с дозиметром. Шагнул влево, и он показывает 2 рентгена, шагнул вправо – уже 200. У всех было понимание, что это что-то страшное и опасное, но никто не останавливался и проводил те важные для общего блага работы. Мы бы не хотели, чтобы этот урок забыли со временем. Слишком дорого он нам всем обошелся», – подытожили герои. В рядах Спецпредприятия Москвы трудятся герои, ликвидаторы последствий аварии на ЧАЭС Скачков Геннадий Николаевич и Глазунов Сергей Павлович. Они поделились своими воспоминания о том времени. «30 апреля в должности командира роты химической защиты я уже был там и вернулся только через год. На первом этапе мы занимались эвакуацией населения, проживавшего на территории серьезного радиационного заражения. Период с мая по август был самым напряженным, именно в это время были предприняты действия, чтобы авария на станции не разыгралась еще более катастрофически», – рассказал Геннадий Скачков, помощник директора ГБУ «СППМ». «1 октября нас привезли в Гомельскую область патрулировать окрестности. Через время мы поняли, что радиация не была такой, как мы представляли – она не пахнет, «не кусается», а копится в организме. Я лично видел дымившийся реактор, вертолеты над ним. Много что произошло в то время, и что-то забывается, но главное – это память, чтобы люди помнили об этой трагедии и ликвидаторах», – поделился Сергей Глазунов, обработчик технического имущества и ремфонда 4 разряда ГБУ «СППМ». Рожков Алексей Григорьевич, начальник Учебного центра ГО и ЧС Северо-Западного и Зеленоградского административных округов Москвы, тоже поделился воспоминаниями о том непростом времени: «Никогда не забуду ту страшную весну. Мне было 28 лет, служил в звании капитана в частях центрального подчинения гражданской обороны СССР в штабе ГО на улице Ватутина. После получения Приказа был отправлен в зону поражения, состоял в первой организованной оперативной группе штаба. Находились мы в здании горисполкома в Чернобыле, в мою задачу входили административные функции, я контролировал прибывающих ребят, которых нам присылали военкоматы. Степень заражения была большая, бывало, на расчистке кровли за день мы меняли до 7 тысяч человек, люди получали максимально возможную долю радиации… Я был в Чернобыле два раза по месяцу. О страхе не думал, было понимание масштаба катастрофы и желание принести своими действиями максимальную пользу». В зоне Чернобыльской аварии также работал Алишин Владимир Иванович, участник-ликвидатор, главный специалист Отдела обслуживания и ремонта филиала Системы 112 Москвы «Служба ППЗиОСО», троюродный дедушка по линии папы оператора Службы 112 Лилии Шубиной Алимов Самят Зинатуллович. Но не каждый готов поделиться своей историей о том непростом времени. «Он тоже мало что рассказывал о том времени. Могу только сказать, что он всю жизнь работал водителем в Управлении механизации и автотранспорта № 1 города Москвы, а 1 апреля 1987 года его направили в зону Чернобыльской аварии. Там он провел всего 4 месяца. Работал водителем машин первого класса», – все, что смогла рассказать Лилия со слов своих родственников. Самяту Алимову тогда было уже 35 лет. Он был женат и имел двоих детей. Возможно, что именно это послужило фактором, что его отправили работать в чернобыльскую зону. Ведь молодых, неженатых и бездетных старались не брать, так как воздействие радиации сказывалось на рождаемых детях. Самят за свою работу в зоне отчуждения был награжден грамотой и благодарностью за участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Сегодня авария в четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции расценивается как крупнейшая за всю историю атомной энергетики. Свое мужество и самопожертвование проявили на месте трагедии и сотрудники Московского авиационного центра Буслюк Сергей Иванович и Макеев Владимир Иванович. Путь к делу всей жизни у Владимира Макеева начался с Высшего командного военного училища дорожных инженерных войск, в котором выпускали единственных в Советском Союзе специалистов по гражданской обороне. «Попал я туда совершенно случайно, вслед за моими друзьями, которые грезили об этом с детства. Вступительные экзамены сдал блестяще, набрав практически максимальные баллы, и начал осваивать совершенно новую для меня профессию. Никто из родственников не был и не стал после меня военным, я в семье единственный», – рассказал главный специалист по гражданской обороне Московского авиацентра Владимир Макеев. Обучали курсантов инженерной и саперной подготовке, а также готовили управлять различной специальной техникой. По словам героя, лучше всего за годы в училище он запомнил, как на втором курсе в период летней практики их привлекли для тушения торфяников в Орехово-Зуевском районе. «Нас направили помогать пожарным и спасателям. Мы ежедневно обходили территории в черте леса и, если видели дым, заливали это место большим количеством воды. Ночевали в палатках. Так продолжалось целых 1,5 месяца –незабываемое лето!» – поделился воспоминаниями Владимир. После окончания учебы в 1986 году Владимира Макеева направили на службу. Там, в отдельном механизированном полку гражданской обороны, он и узнал о произошедшей катастрофе. «26 апреля я был дома, когда мой полк внезапно подняли по тревоге. Срочно приехал в часть, нас построили и объяснили, что произошло. Оперативно создали мобильный отряд, куда я попал, и через несколько часов направили в сторону Чернобыля», – вспоминает Владимир. Макеева назначили командиром взвода радиационно-химической разведки. В Припяти он находился восемь суток, измеряя уровень радиации в разных точках города: «Город был поделен на несколько зон. Я с командой должен был на специальной машине передвигаться от одной указанной на карте точки до другой и производить замеры в воздухе. Уровень облучения я передавал в штаб. Помню, работали тогда много, не спали сутками, но усталость не чувствовалась. Считаю, тот период научил меня главному – стойкости и выносливости». Можно только представить, что чувствовал 26-летний старший лейтенант Макеев, когда видел, как зашкаливает стрелка на дозиметрическом приборе (ДП-3Б). Сколько мужества потребовалось в той сложной обстановке – нельзя было поддаваться панике, и, несмотря на реальную угрозу жизни, необходимо было выполнять свои служебные обязанности. Через несколько дней группу Владимира Макеева перевели за 30 километров от Припятив село Варвичи. Там базировался пункт санитарной обработки техники, и отряду необходимо было совершать замеры радиационного фона прибывающих из Припяти машин, а также обрабатывать их порошком со специальным составом. По словам специалиста, тогда это считалось единственным способом снизить уровень облучения. Вернулся Владимир на службу в ночь с 3 на 4 мая. Героями их тогда не считали, но спустя время Макеева наградили государственной наградой СССР — медалью «За отличие в воинской службе» I степени. По его словам, он до сих пор отчетливо помнит то время и ежегодно встречается с теми, кто с ним его разделил: «Такое забыть невозможно! Каждый год 26 апреля мы собираемся на Митинском кладбище. И в основном говорим о личном, не о катастрофе». Важно отметить, по словам Владимира, что он живет с четким убеждением и девизом, что для счастья у человека есть все здесь и сейчас, а если чего-то нет, значит, оно и не нужно. Еще одним примером мужества является авиационный техник Московского авиацентра по радиооборудованию Сергей Буслюк. В учреждении он трудится с 2008 года, а в Чернобыль попал с последней партией вертолетов 10 мая из Учебного центра города Торжок, в котором в то время служил, и пробыл в зоне радиации целый месяц. «26 апреля помню как сейчас. Это было выходное воскресное утро. Мы с женой в этот день обычно ходили на рынок за продуктами. Всю нашу эскадрилью подняли по тревоге. Телефонов не было, и за нами отправили посыльных. Думали, что какой-то сбор учебный, но оказалось все серьезно. Вертолеты незамедлительно вылетели в Черниговский район. За ними последовали и техники. В зоне радиации нельзя было долго находиться, поэтому людей меняли – я поехал туда уже с последней командой специалистов», — рассказал Сергей. Практически сразу после аварии город Припять приобрел специальный статус закрытого населенного пункта. Для того чтобы попасть в него, нужно было иметь специальный пропуск. Ликвидаторы аварии базировались в городе Обруч в Черниговском районе, где находился лагерь по обслуживанию винтокрылых машин. Перед экипажами Ми-26, по словам героя, тогда поставили задачу регулярно поливать дороги, дома и площадки в Припяти сахарной патокой, чтобы прибить к земле радиоактивную пыль. По словам Буслюка, усталость как будто никто не замечал, все жили ради работы на благо общего дела. «Всем авиатехникам выдали приборы-накопители, которые считали ежедневную дозу радиации. Страшно было наблюдать за возрастающим день ото дня уровнем облучения в организме. К счастью, никаких изменений в самочувствии мы не чувствовали. На здоровье никто из нас не жаловался, да и некогда было», — вспоминает Сергей. После возвращения эскадрильи в Торжок вертолеты пытались очистить и отмыть специальными порошками. Но радиация никуда не исчезла. В итоге все винтокрылые машины просто списали в утиль. «В день, когда произошла эта трагедия, никто не думал, что Чернобыль останется с нами навсегда. Казалось, еще чуть-чуть, и все страшное уйдет в прошлое. Но и сейчас память о тех минутах, днях, месяцах, проведенных в зоне аварии, и, конечно, о потерянных людях не отпускает. Чернобыльская трагедия живет в каждом, кто прошел через это. Те, кто работал в зоне ЧС с первых чисел мая, прекрасно помнят, как новый день открывал все более ужасающие грани трагедии и показывал истинные лица коллег», - поделился своими чувствами и воспоминаниями герой-ликвидатор Сергей Буслюк. Сейчас, по мнению авиационного техника, в его жизни главным является семья и близкие люди: сослуживцы и друзья-ликвидаторы, ставшие с тех пор родными. Подвиг героев-чернобыльцев всегда будет служить образцом героизма, бесконечной преданности Родине и верности долгу. А еще для всех нас авария на Чернобыльской АЭС останется горьким напоминанием, что мир очень хрупкий и его нужно беречь. Мы признательны всем чернобыльцам за их мужество, силу духа и преданность стране. Их подвиг навсегда останется в памяти людей и будет напоминать о важности солидарности и сплоченности.